Они надменно смотрят на нас со страниц учебников, и трудно поверить, что великие могли чудить. Русские классики в этом преуспели — странностей у них хватало. В этой подборке — самые причудливые привычки наших выдающихся писателей.
Лимонад напоследок
«Наше все» Александр Сергеевич обожал лимонад. Правда, тогда это была не привычная нам газировка, а лимонный напиток. Пушкин любил попивать его, особенно во время работы. А муза часто приходила по ночам.
Его камердинер Никита Федоров вспоминает: «Бывало, как ночью писать, сейчас ему лимонад на ночь и ставишь».
Видимо, напиток освежал мысли и бодрил не хуже черного кофе, который Пушкин тоже любил. Но лимонад — больше. К слову, даже Германа в «Пиковой даме» классик напоил лимонадом.
Но, бывало, поэт и прозаик проводил бурные вечера. Тогда с утра он предпочитал жженку — это напиток, похожий на пунш, из фруктов, алкоголя и сахара. К слову, гусары любили жженку, особенно после кутежа. Название этого бодрящего напитка произошло из-за жженого сахара, которым он щедро сдабривался.
Секундант и лицейский товарищ Пушкина Константин Данзас позже рассказывал, что Александр Сергеевич выпил любимого лимонада перед дуэлью с Дантесом — напиток классик купил в кондитерской по дороге на поединок, ставший для него последним.
Шальные хлебные мякиши
Николай Васильевич Гоголь — пожалуй, самый большой чудак в этой компании. Писатель боялся гусениц и улиток — они напоминали ему чертей. Писал он только стоя, а спал — сидя. Считается, что Гоголь боялся, будто в лежачем положении его примут за покойника и похоронят заживо. Но не исключено, что ему просто было так удобней.
При этом у автора «Тараса Бульбы» была тяга к рукоделию — он кроил платья знакомым дамам и тщательно мастерил для себя платки, а также подгонял свои жилеты по фигуре самостоятельно. Но на этом его странности не заканчивались. Хлебные мякиши — особый фетиш прозаика. Гоголь неистово катал хлебные шарики.
Поэт и переводчик Николай Берг пишет: «Гоголь либо ходил по комнате, из угла в угол, либо сидел и писал, катая шарики из белого хлеба, про которые говорил друзьям, что они помогают разрешению самых сложных и трудных задач. Когда он скучал за обедом, то опять же катал шарики и незаметно подбрасывал их в квас или суп рядом сидящих… Один друг собрал этих шариков целые вороха и хранит благоговейно…»
Марки и щебень
Антон Павлович Чехов начал «чудить», когда перебрался в Ялту. Сестра писателя Мария Павловна вспоминала, как он часами мог сидеть у кучи щебня, разбивая камни в мелкую крошку. А потом получившимся порошком посыпал дорожки в саду, за которым тщательно ухаживал. Но сестру это измельчение щебня весьма беспокоило.
К слову, Чехов был прекрасным садоводом. На его знаменитой Белой даче в Ялте до сих пор каким-то чудом растут розы, посаженные рукой Антона Павловича. А в его тайном убежище, даче в Гурзуфе, и сегодня радует зеленью садик Чехова. Его писатель каким-то образом возделал на куске скалы — там до сих пор цветут красочные растения, жужжат шмели и шелестит бамбук. Его прозаик посадил, чтобы делать удочки. Там же, в Гурзуфе, он любил рыбачить со своим другом, еще одним классиком Иваном Буниным.
Во время ялтинского периода Чехов начал коллекционировать марки. Вроде бы ничего особенного, но есть нюанс — уж очень щепетильно он это делал.
Исследователь творчества Антона Павловича пишет: «Он отправлял и получал по нескольку тысяч писем. Эти письма приходили к нему не только из России, но и из зарубежных стран. Антон Павлович аккуратно снимал эти марочки с конвертов, складывал их в пачечки и перевязывал белой ниткой. В каждой пачке было по 200 марок, и вся его коллекция составляет несколько тысяч!»
Опросы прохожих
Федор Михайлович Достоевский живо интересовался людьми — настолько, что приставал к прохожим на улице. Он останавливал случайных людей и, глядя им прямо в глаза, задавал самые разные, иногда обескураживающие вопросы. Так он продумывал характеры и судьбы своих будущих персонажей.
Когда материала из жизни было достаточно, Достоевский запирал комнату и самозабвенно работал, забывая о еде и сне. У него была привычка проговаривать текст вслух, расхаживая по комнате. Однажды это даже смешно закончилось. Писатель громко рассуждал о старухе-процентщице, создавая «Преступление и наказание». Мимо проходил лакей и после отказался прислуживать Достоевскому — ему показалось, что писатель замышляет убийство.
Сапоги и рубка дров
Автор «Войны и мира» любил размяться — причем совсем не по-дворянски. Граф любил косить, рубить дрова и даже пахать. Из-за этого многие современники считали, что Лев Толстой сбрендил из-за своих религиозных взглядов — ходит в рубище и общается во всяким сбродом.
На самом деле классику было жизненно необходимо много двигаться. Если он целый день проводил взаперти, то становился крайне раздражительным, а ночью плохо спал. Вероятно, из-за любви к физической активности Лев Николаевич так много и продуктивно работал как писатель.
А еще Толстой был талантливым сапожником — делал обувь и дарил ее родственникам, друзьям и знакомым. Одарил сапогами он и своего зятя Михаила Сухотина — тот писал в мемуарах, что бережно хранит их на одной полке с томом «Войны и мира».
Кстати, пару сапог от Льва Николаевича можно увидеть в московском Музее-усадьбе Толстого в Хамовниках.
Самодельные книги
Про увлечение Набокова бабочками знают многие. А вот про другую его странность, пожалуй, — только литературоведы.
У Владимира Владимировича был целый писательский ритуал. Практически все свои тексты он писал на прямоугольных карточках, которые должны были быть строго одного размера — 7,6 на 12,7 сантиметра. Они должны были быть еще и разлинованными, с заостренными углами. Потом Набоков сшивал эти карточки в книги.
Для работы Владимиру Набокову требовался также карандаш — непременно с резинкой на конце. Другие варианты не рассматривались.
Где моя ветчина?
Лауреат Нобелевской премии по литературе Иван Алексеевич Бунин сходил с ума по ветчине. До войны доктор предписал ему употреблять ее на завтрак, и супруга классика Вера Николаевна долгое время ходила ранним утром за ветчиной. Потом она решила покупать ее с вечера. Но ветчина до утра не доживала — Иван Алексеевич съедал ее ночью.
Тогда заботливая жена стала прятать любимый продукт супруга в неожиданные места — то в кастрюлю, то в книжный шкаф. Но Бунин каждый раз находил ее. И все-таки однажды Вере Николаевне удалось хорошенько спрятать мясной деликатес.
Писатель и поэт разбудил жену в час ночи: «Вера, где ветчина?! Черт знает что такое! Полтора часа ищу!».
Супруга был вынуждена достать ее из-за рамы картины — Иван Алексеевич радостно разделался с лакомством. После этой истории Вере Николаевне пришлось все же покупать ветчину по утрам.
Боязнь сна
Михаил Афанасьевич Булгаков страдал фобией сна. Правда, проявилась она, когда писатель увлекся морфием. В дневниках его родственника есть упоминание факта, что Булгаков боялся засыпать в те дни, когда у него не хватало денег на укол. В «трезвые» дни ему снились жуткие кошмары, а реальность и сновидения перемешивались.
Родственники писателя вспоминают, что он мог проснуться и убежать из дома, спасаясь от своих видений. А после боялся снова ложиться в кровать.
Как известно, Булгаков в конце жизни избавился от морфиновой зависимости. Умер Михаил Афанасьевич в 48 лет от почечной недостаточности.